Еще один шаг навстречу: выступление российских теоретиков на ежегодной конференции Американского Общества Теории Музыки, в октябре 2015, в г. Сент-Луис, США
Конференция Общества Теории Музыки США—крупнейшее событие в музыкальной науке в глобальном масштабе. Проводится ежегодно, вот уже 38-й раз. Объединяет всю теоретическую науку в США и Канаде и привлекает ученых со всего мира. Обычно проводится в 4-5 дней, и в 3-4 потока. В Обществе около 1500 постоянных членов, бюджет в этом году превысил пол-миллиона долларов. За 38 лет существования конференции и Общества Теории Музыки в США, до сентября 2015 года было лишь одно выступление теоретика из России (ученого, работающего в России): в 1998 году на конференции СМТ в г. Феникс, штат Аризона, выступил профессор Московской Государственной Консерватории Юрий Николевич Холопов. Автор этих строк ассистировал профессору Холопову, переводил доклад и вопросы. На доклад Холопова пришли все звезды первой величины, включая Клода Палиску, Алена Форта, Ричарда Тарускина и Сару Фуллер. Реакция на доклад была бурной, теория гексаиха произвела ошеломляющее впечатление на специалистов по теории монодии. К сожалению, это выступление было похоже на падение метеорита. После этого 17 лет русскую теорию изучали американские ученые (в том числе, и российского происхождения), но не было участия российских коллег. Все это время, в кругах американских теоретиков обсуждался вопрос о необходимости раскрытия инсайдерской информации о состоянии теории музыки в России. Звучали предложения что-то перевести на английский. Но, для того, чтобы перевести, нужно освоить концептуальный и терминологический аппарат. Для этого нужно что-то сначала перевести. Из этого cercle vicieux до сих пор не получалось выбраться. Решение появилось неожиданно, в виде российского Общества Теории Музыки, от имени которого теперь теория музыки России представлена на Западе. Ректор Московской Государственной Консерватории—выдающийся ученый и организатор культуры в России, д-р Александр Сергеевич Соколов, работая над важнейшими проектами, не упускал из вида состояние теории музыки, своей профессиональной области. По его решению, в результате взгляда в будущее, поверх событий повседневности, возникло первое в России профессиональное общество музыковедов-теоретиков. Его поддержали два принципиальных и энергичных энтузиаста, др. Валентина Николаевна Холопова и др. Константин Владимирович Зенкин. Как для гармонической последовательности нужны три функции, так и для важного начинания в науке требуется как минимум три точки опоры. К ним присоединились, преодолев межвузовские барьеры, ведущие музыковеды из Российской Академии Музыки, из Санкт-Петербургской Государственной Консерватории, Санкт-Петербургского Государственного Университета, ученые из множества вузов и консерваторий со всей России и стран СНГ.
За последние три года российское Общество Теории Музыки сделало ряд важнейших для науки шагов. И они получились семимильными. Создание ОТМ на учредительной конференции весной 2011 года, участие делегации ОТМ в конференции ЕВРОМАК-7 в Риме с введением ОТМ в круг европейских обществ, проведение первого конгресса ОТМ в Санкт-Петербурге в 2012 году, с участием крупнейших теоретиков мира, таких как Фред Лердал и Герман Данузер, два полноформатных заседания и пленарное заседание «Приветствие русской теории музыки» на конференции ЕВРОМАК-8 в Лёвене, проведение второго конгресса ОТМ в Москве с участием Джорджио Сангвинетти и Уильяма Каплина. И вот, как завершающий аккорд в восхитительной гармонической последовательности (восходящей модулирующей секвенции), выступление российских теоретиков на главном теоретическом форуме США. Как, наверное, мечтали Виктор Абрамович Цуккерман, Игорь Владимирович Способин, Юрий Николаевич Тюлин, Сергей Сергеевич Скребков свободно передвигаться по Западной Европе и США, с докладами, лекциями, переводами. Как много они могли бы сделать и для отечественной, и для мировой науки! К сожалению, такого прорыва не произошло ни в 1930-е, ни в 1940-е, 50-е, 60-е, 70-е, 80-е, и даже ни в 90-е, несмотря на подъем железного занавеса. В принципе, не было равноценного и равноправного обмена в теории музыки России и Запада и в XIX веке. В 2010-х все изменилось, неожиданно и сразу. Российскую теорию музыки стали воспринимать как таковую. Вместо критики и безапелляционной деконструкции всего российского, западные коллеги стали слушать голос другого, тон теории музыки из другой традиции. И, совершенно неожиданно для себя, они начали узнавать в этом голосе другого свой собственный, западный, европейский. Забытый, но не утерянный. Конференция СМТ 2015 в Сент-Луисе проявила эту тенденцию наиболее ярко[1].
Здесь необходимо отметить, что все годы, с 1977, американская теория строилась как альтернативная «старой», «врученной», «полученной», теории XVIII и XIX веков. Так ее задумывали Милтон Бэббитт и Ален Форт. Все это вписывается в задорный дух европоборчества, из которого и выросли Соединенные Штаты Америки. Пожалуй, в этом нет ничего зазорного. Большая страна строила свою науку без оглядки на континентальные традиции и, часто, по принципу «от противного.» Для этого были выбраны либо совершенно новые парадигмы (как, скажем, фортовская теория звуковысотных множеств, Pitch Class Set Theory), либо то из европейского наследия, что противопоставляло себя традиции—Шенкер, в первую очередь. Почему Шенкер не привлек внимание австрийских и немецких коллег при жизни (за исключением дирижера Фуртвенглера)? Скорее всего, из-за его нетерпимого тона и преувеличенной критики всех—практически всех—теоретиков, его предшественников. По словам Людвига Хольтмаера, Шенкера после войны в Германии считали фашистом. Шенкер подверг уничтожительной критике всех, кто имел дело с контрапунктом, от Альбрехтсбергера до Беллермана. Из теории гармонии Шенкер вычеркнул Рамо и Римана. Из теории формы—А. Б. Маркса. Он писал, что стоит перед руинами Геркуланума и Помпей и не признавал даже тех, у кого смог взять несколько уроков музыки, включая Брукнера. Если учесть, что его доктрина была взята на вооружение, во многом напоминая воинствующее марксистко-ленинское музыковедение в СССР, то это обстоятельство делало невозможным диалог. Его не было и между США и Западной Европой, и до сих пор сохраняются разногласия между поколениями немецких и французских теоретиков по этому вопросу. В любом случае, предложенные Холоповым в 1998 году лекции по «функциональной теории гармонии» были обречены на провал. Вся научная идеология, ментальность исследователей и преподавателей теории в США в то время строилась на прямо противоположных основаниях. Российским теоретикам предстояло сделать выбор: либо сдать свою традицию в анналы истории и присоединиться к искусству графического анализа, либо замкнуться в себе и продолжать развивать идеи своих великих предшественников (что, к счастью, и произошло). Период изоляции, пожалуй, был необходим, как защитный, в то время, когда страна не обладала возможностью оплачивать поездки на конференции и публикацию трудов своих выдающихся ученых. Сегодня, когда поле игры начало выравниваться, наши коллеги смогли приехать на конференцию СМТ в США за счет отправляющих организаций. Теперь можно и принять участие в диалоге.
Автор этих строк был одним из тех, на чьем энтузиазме вырос проект участия российских коллег в конференциях ЕВРОМАК и СМТ. Перед поездкой все готовились к обычному в таких случаях режиму—к постоянной защите своих интересов и идей, оправдыванию по всякому поводу, к ответам на наиболее одиозные претензии. Но, таких моментов было исчезающе мало! Так, после докладов российских участников, один из профессоров (чье имя не упоминается по сображениям научной этики) высказала мнение о том, что российские теоретики не понимают Шенкера потому, что в России не было Бетховена. А Чайковский не умел писать музыку в сонатной форме потому, что не слышал арпеджиации тонического трезвучия и пути от тоники к доминанте. Впрочем, после долгой и напряженной дискуссии коллегу удалось убедить в том, что Чайковский знал как вести разработку к большой доминанте перед репризой и что этот аргумент, скажем так, требует дальшейшего обсуждения.
Но эти мелкие недоразумения на конференции СМТ были сметены волной инноваций, которую никто из российских участников не мог предвидеть. СМТ-2015—историческая конференция для американской теории музыки. Вместо того, чтобы вести долгие и бессмысленные споры с российскими коллегами, лидеры СМТ развернули теорию музыки в США на 180 градусов. Об этом свидетельствует и программа конференции, и то, что происходило в ее кулуарах. Если в предшествующих конференциях СМТ царили Шенкер, теория рядов, и теория 12-тоновой музыки, то в этот раз подбор тем поражал своей новизной. Теории 12-тоновой музыки была уделена лишь одна сессия, в середине программы. А ведь раньше все крупные конференции в США начинались, торжественно, несколькими заседаниями на тему «как расчленить 12 тоновый ряд так, чтобы сделать из него коллекцию, или как разрезать 12-тоновую мелодию (по Шенбергу) чтобы сделать из нее математическое множество (по Бэббитту)». На прежних конференциях теории Шенберга и Шенкера обсуждалась часами и на протяжении нескольких дней. На этой конференции СМТ была лишь одна (!) сессия по шенкеровскому анализу, укороченная и, по мнению многих, совсем не выразительная. И в ней прозвучал доклад Франка Самаротто о субдоминанте у Шенкера! Для тех, кто изучал графический анализ в США, непреклонным постулатом является то, что субдоминанту уволили—определили на более низкий, по сравнению с тоникой и доминантой, иерархический уровень. И Леонард Майер жаловался на то, что субдоминанта у Шенкера сведена к незначительному украшению (ancillary embellishment). И вообще, в современной американской традиции, в педагогике и в исследованиях, термин субдоминанта как функциональное определение не используется. Вместо него применяют термин «преддоминанта», как неаккордовый звук, привязанный к структурному тону, к пятой ступени. Субдоминанта—лишь название четвертой ступени гаммы. Говорят «субдоминанта в функции преддоминанты». В шенкеровском анализе ее представляют как восьмую ноту, с флажком, тогда как структурные тона объединены ребром. А здесь, в докладе Самаротто, слово субдоминанта звучало в каждом предложении. И даже в графическом анализе Девятой симфонии Бетховена в интерпретации Самаротто появился гибридный знак, химера, но с флажком и под ребром, означающая (почти) освобожденную из рабства субдоминанту:
Пример, анализ Девятой Симфонии Бетховена в докладе Франка Самаротто
После доклада Самаротто один из слушателей, очевидно, шенкерианец по убеждениям, спросил, как можно сгенерировать субдоминанту из имеющейся шенкеровской структуры развертывания тонического трезвучия. Из этого было понятно, что шенкерианцы считают тоничность трезвучия чем-то, не требующим обоснования. А ведь до того, как тоника начнет «генерировать» субдоминанту, субдоминанта уже определила и породила тоничность трезвучия на первой ступени. Без субдоминанты, как третьей функции, невозможно построить тонику. Это известное всем обстоятельство было как-то пропущено пропонентами теории Шенкера. В любом случае, здание шенкеровской доктрины дало трещину.
Впрочем, у этого события—длинная и напряженная предыстория. Автор данных строк, совместно с профессором Димитаром Ниновым, получившим образование в Софии в традиции, максимально близкой советской, провел пять лет, с 2009 по 2013, в сложнейших дискуссиях на сайте американского Общества Теории Музыки smt-talk. Обсуждалось много тем, связанных с гармонией, таких как роль и функция субдоминанты, кадансовый квартсекстаккорд, проблема рекурсивности и иерархической структуры музыки, и все это — на фоне непримиримых позиций шенкерианцев и риманианцев. Последних поначалу представляли только два человека, но в процессе дискуссии к нам присоединилось много профессоров из разных вузов, преподающих гармонию, форму и теорию джаза. Споры были настолько горячими, реплики заходили так далеко, что в результате веб-сайт пришлось закрыть и функцию профессионального блога переформатировать. Остался, впрочем, архив дискуссий[2], интересный с научной точки зрения, как документ, отражающий поиски и взгляды теоретиков в 2009-2013 годах в глобальном масштабе. Ведь в дебатах принимали участие как американские, так и французские, голландские, немецкие и итальянские теоретики. Казалось, что часы, проведенные у компьютера в схватках на теоретическом поле битвы, прошли даром. Но, удивительным образом, в 2014 году вышел учебник гармонии Паунди Бурштейна и Джозефа Штрауса, в котором, по словам авторов, наши с Димитаром предложения были учтены. Другими словами, в американский учебник гармонии попали термины и дефиниции из русской и советской традиции. Паунди Бурштейн—ведущий теоретик в США, профессор Городского Университета Нью-Йорка и колледжа Хантерз, президент Общества Теории Музыки США в 2015-2014 годах. Его поворот к нашей теории был не единственным; судя по программе конференции СМТ, большинство теоретиков, в массе, приняли новые установки и поставили себе новые цели.
Конечно, традиция, которая уже сформировалась за послевоенные годы, продолжает существовать, хотя, по словам Джорджио Сангвинетти, шенкеровский анализ находится в кризисе. И все же, по инерции, аспекты шенкеровского анализа и теории рядов продолжают служить основой теоретических представлений в США. На торжественном заседании в память Алена Форта—основателя СМТ—выступили его ученики и последователи. Автор данных строк также смог выступить с репликой о том, что профессор Холопов высоко ценил Алена Форта и считал американскую теорию ведущей в 1990-е и 2000-е годы. Все это вполне обосновано и богатством достижений, и передовым характером теоретической мысли американских коллег. Тем не менее, конференция СМТ-2015 была очень необычной, поворотной и ключевой для последующего развития теории музыки.
Поражает количество докладов, посвященных русской музыке. Если ранее, на конференциях СМТ были единичные доклады на эту тему, то в Сент-Луисе, помимо выступления российской группы участников, было еще два заседания по русской теме: короткая сессия по русской теории музыки и анализу, с выступлениями Филипа Юела и Саймона Просэра и отдельное дневное заседание Группы по русской теории (Russian Interest Group). Доклад Юела был посвящен анализу прелюдии Шопена, выполненному Сергеем Протопоповым в стиле и в духе теории Яворского. Доклад молодого теоретика Просэра понравился всем участникам из России: его тема о доминанте в музыке Шостаковича была освещена глубоко, и с множеством ярких примеров. Интересно, что докладчик опирался на труды Холопова и Должанского, а Шенкера автор ни разу не упомянул.
В заседании Группы по русской теории выступили Елена Бакулина, Инесса Басаева, Патрик МакКрелесс, Крис Сигал и Джо Краус (кстати, такие группы по интересам возникли на конференциях СМТ недавно; им дается меньше времени и они включены как дополнительные элементы программы, но содержание коротких докладов и качество исследований в этих группах—превосходное; так, существует группа по философии и музыке, группа по педагогике теории музыки, группа по когнитивному музыковедению, а также группа по развитию разнообразия в науке (diversity)). Елена Бакулина, автор статьи о переменных ладах в русской музыке, опубликованной в этом году в журнале Journal of Music Theory, профессор Йейльского университета, поделилась своим переводом концепции десяти состояний тональности. МакКреллес—один из основателей СМТ и ведущий профессор теории музыки в Йейле—представил нам свой анализ музыки Шостаковича, фрагмента из «Четырех монологов на стихи Пушкина». Совершенно неожиданным показался доклад Криса Сегала о функциональном анализе 12-тоновых серий в музыке Шостаковича, по материалам аналитических работ Ю. Н. Холопова. Увидеть в 12-тоновой серии «субдоминанту», «доминанту» и «тонику», наверное, казалось полной экзотикой для американских теоретиков, для которых серия—это коллекция, множество, и уж никак не гармоническая последовательность. Очень свежо прозвучал доклад Джо Крауса—профессора Университета Флориды, одного из немногих теоретиков, исследующего музыку Чайковского в США и участника Второго конгресса ОТМ в Москве. Темой его доклада был отчет о нашем конгрессе ОТМ, со всеми деталями и анализом состояния науки в России! Автор данных строк попросил Джо Крауса опубликовать этот доклад в электронном журнале СМТ (Music Theory Online) и на сайте ОТМ. Наш конгресс получил высокую оценку, и информация о нем была услышана. Остается надеяться, что в будущих конгрессах ОТМ примет участие еще больше коллег из США и Канады. Впрочем, разговоры уже ведутся и на эту тему: Ларри Збиковски, ведущий специалист по когнитивному музыведению, с супругой, Викторией Лонг (секретарем СМТ) хотели бы посетить наш следующий конгресс, Роберт Хаттен и университета Северного Техаса, известный американский семиотик музыки, тоже намеревался приехать, и, конечно же, Паунди Бурштейн и его супруга, теоретик, президент СМТ в 2013-14 годах, тоже с удовольствием приехали бы на конгресс ОТМ. Все они являются создателями и носителями самых передовых концепций в теории музыки. У них, как и у большинства участников конференции СМТ, не было никаких проявлений неприязни к российским коллегам. Здесь, в США, ощущение того, что мы были в гостях у хороших друзей, не покидало нас ни на минуту.
Интересных заседаний в этот раз было больше, чем в предшествующих конференциях. Например, заседание «Вопросы ступени» вели три теоретика-математика из Европы, знакомы нам по ЕВРОМАКу, Томас Нолл, Джейсон Юст и Карст де Йонг. Не обращая внимания на доктрину Шенкера, эти три теоретика занимаются математическими исследованиями функциональности в тональной музыке. В их совместном докладе была представлена концепция структурных модусов (или структурных ладов), основанная на принципе идеального голосоведения на основе трех функций. Их подход мало чем отличается от идей Холопова, а графическая схема трех структурных ладов очень напоминает спиральную схему развития интервальных родов Петра Мещанинова. Томас Нолл выразил живейший интерес к концепции функции в русской теории, и в частности, к категории функциональности, разработанной Холоповым. Здесь ожидается прорыв во взаимопонимании между западными и российскими участниками. Томас Нолл издает журнал «Музыка и Математика» в Берлинском университете.
Другим, очень интересным и важным аспектом музыки, представляется теория музыкального нарратива. Здесь, российские музыковеды могли бы предложить монументальные концепции. К сожалению, в этот раз нам не удалось показать нашу теорию форм и аспекты музыкальной выразительности. Наше заседание в этот раз фокусировалось на проблемах лада, гармонии и звуковысотности. Показать наши достижения в области методологии анализа и форм—дело ближайшего будущего. В США уже существует новая теория нарратива, отличающаяся от концепций 1980-х. Майкл Кляйн написал книгу «Музыка и Нарратив, с 1900 года». В ней введены новые термины, такие как диснаррация и денаррация. Заседание на эту тему, с анализом медленных частей музыки Малера и, что было особенно интересно, с анализом первого Concerto Grosso Альфреда Шниттке, представило новую теорию музыкального повествования. Доклады Кары Страуд и Эрика Хогреффе были хорошо написаны и блестяще представлены. Слайды, музыкальные примеры, блоки текста—все было выверено до миллиметра. Следует отметить, что молодые теоретики на СМТ выступали наравне с именитыми. Было видно, что учителя привезли своих студентов и очень переживают за них. Выступление на конференции СМТ (или АМС) открывает дорогу в профессию аспирантам и молодым специалистам в США.
Были и заседания, на которых можно было увидеть легендарных исследователей. Так, сессию «Опера и теоретик» вел известнейший музыкальный психолог д-р Питер Вестергард. С докладом выступил один из самых уважаемых теоретиков в США, д-р Уильям Ротштейн, автор книги «Фразовый ритм в музыке». За этим последовал ответ Вестергарда, содержащий нетривиальный подход к анализу оперы, далекий от традиционного разбора структуры и графического анализа. И в этой компании оказалась аспирантка Дебора Бертон. Она рассказала о роли погодных феноменов в опере—в шутливой манере, конечно. Но и волнение рассказчицы тоже чувствовалось. С другой стороны, можно предположить, какой импульс развитию молодого ученого дало такое выступление, в одной компании с двумя корифеями.
Несколько заседаний по теории джаза, рока и музыке к компьютерным играм являлись продолжением традиции, которая уже 20 лет присутствует на ежегодных конференциях СМТ. Впрочем, наш американских коллега и исследователь теории Болеслава Яворского, профессор Гордон Мак-Гуер, кажется, получил максимум удовольствия от участия в заседании по компьютерным играм. Эта область музыкознания—новая, но в ней уже есть свои эзотерические термины. Кстати, Мак-Гуер—первый переводчик трудов Яворского (в интерпретации Сергея Протопова) на английский язык. Он был на стажировке в Московской Консерватории в 1982 году и прекрасно помнит поколение выдающихся советских теоретиков тех лет.
Очень интересным было вечернее заседание по партименти и схематам. Его вел ставший известным в России Джорджио Сангвинетти. Профессор Эдвард Клорман, специалист по музыкальной форме из Джульярдской школы музыки, прочитал доклад, содержащий открытие для американских слушателей: двухчастная форма в сюитах Иоганна Себастьяна Баха оказалась родственной форме сонатного аллегро классического периода. Это открытие показалось очень знакомым российским коллегам и завязалась дискуссия. Конечно, концепцию старо-сонатной формы в США не знают, а эта связь—эволюционный процесс—попала в фокус внимания американских коллег, пожалуй, впервые в этом докладе. Профессор Джанет Шмалфельдт—еще одна важнейшая фигура в теории классической и романтической формы в США—высказала возражение. Разговоры продлились до полуночи. Такое тоже бывает среди теоретиков. В сессии также выступил Гилад Рабинович, с анализом классической композиции при помощи стандартных формул, schemata, предложенных и представленных в виде списка в книге Роберта Гьердингена «Музыка в галантном стиле». Д-р Рабинович проанализировал ряд произведений как последовательность формул-схем. Номенклатуру этих схем еще предстоит изучить российским теоретикам. Например, такие термины как «Приннер», «7-4», «Фенароли», и другие. Такой подход обескураживает: при всей исторической адекватности (все формулы вычитаны из трактатов 17-18 веков) возникает ощущение механической сборки элементов. В конце сессии д-р Васили Бюрос выступил с ответом, в котором подверг серьезной критике технику схемат. Другими словами, на конференции СМТ уже появилась критика идеи схемат, Satzmodelle, формул, хотя эту теорию ввели в обиход не ранее чем шесть лет назад.
Теория музыки в мире развивается с ускорением, по спирали. Уже забыта октатоника, на которой строились творческие биографии музыковедов 1990-х. Никто уже серьезно не обсуждает «новое музыковедение». Семиотика переживает революцию в части нарратологии. Парадигма сменяется теперь уже каждые два года. И в этой круговерти появилась российская теория музыки, во всей красе и во всем многообразии. Ее появление ожидали американские коллеги—специалисты по русской музыке, такие как Филип Юел, Елена Бакулина, Инесса Басаева, Эллон Карпентер, Дэвид Хаас, Джо Краус. И они, и теоретическое сообщество ожидало выхода российской теории музыки. Были отдельные связи, в узких областях знания, таких как полифония (Анатолий Павлович Милка уже давно сотрудничает с обществом музыки XVIII века), но «первым балом Наташи Ростовой» для нее в США стала конференция СМТ в Сент-Луисе.
Наша сессия «Русская теория музыки: инсайдерский взгляд» была задумана как первое представление российских достижений как в исторической, так и в аналитической перспективах. Группа выступающих подобралась идеальная: три представителя Московской Консерватории, один—ведущая заседания—из Российской Академии Музыки, еще один—из Санкт-Петербургской Консерватории. Сессию замыкал доклад автора этих строк. Первый доклад сделал ведущий научный сотрудник Московской Консерватории Сергей Николаевич Лебедев, о родстве двух представлений о ладе и тональности, Харольда Пауэрса и Юрия Холопова. Этот доклад заложил фундамент для всей сессии: ученый — специалист по теории музыки древней Греции, Рима, раннего Средневековья — осветил глобальное, историческое соотношение модуса и тональности, в терминах двух теорий, российской и американской. Трудно было придумать лушее начало для заседания. Конечно, доклад вызвал живейший интерес. В подготовке доклада приняли участие и ученики Пауэрса—они предоставили фотографию своего учителя, и она была показана рядом с фотографией учителя многих из российских участников, Юрия Николаевича Холопова. Он был бы очень рад услышать торжественные слова, произнесенные его учеником с самой высокой трибуны в теоретической науке США. Доклад доцента кафедры теории музыки, Григория Владимировича Лыжова продолжил тему—раскрытие глубины теоретической мысли Холопова, на примере учения о десяти состояниях тональности. Все докладчики хорошо подготовились—они проанализировали наиболее приемлемый тип подачи материала в США. Он отличается от европейского тем, что любые теоретические выкладки должны быть подтверждены анализом музыки в наиболее ясной коммуникативной форме. В докладе доцента Лыжова большую часть занял анализ произведений Прокофьева—очень удачный выбор, так как весь мир собирается отмечать юбилей великого русского композитора. Доцент Московской консерватории Лола Рауфовна Джуманова представила тему о постепенном освоении тонального пространства, от диатонического до хроматического и модулирующего, в процессе изучения гармонии в российской системе образования. Эта тема—загадка для большинства американских теоретиков. Они получают образование по-другому, но все знают о монументальной и чрезвычайно эффективной советской системе. Доклад получился очень информативный и наглядный—с игрой примеров на рояле. Слушатели могли почувствовать метод и атмосферу преподавания гармонии в России. Доклад ведущего заседания, профессора Российской Академии Музыки имени Гнесиных Татьяны Владимировны Цареградской осветил важнейший узел, ключевой момент в русской и советской теории музыки, концепцию жеста и интонации у Асафьева, в контексте музыкальной психологии Эрнста Курта и в сравнении с анализом атональной музыки по системе Алена Форта. Автор ввела категорию интонации в широкий культурный и музыкально-теоретический контекст, в котором пересеклись концепии Наиджела Осборна, Раймонда Монела и Жан-Жака Наттье. Слово «интонация» можно было потом услышать не раз в коридорах и кулуарах конференции, вместе с «ладом», «функцией», «субдоминантой», «Холоповым» и «Должанским». Доклад доцента Санкт-Петербургской консерватории Даниила Владимировича Шутко произвел глубокое впечатление, настолько яркое, что на следующий день его выступление процитировал американский докладчик. Это—очень хороший, многообещающий знак. Речь шла о том, что в ленинградской школе теории музыки всегда сосуществали два аспекта—структурный и психологический. Американский участник процитировал профессора Шутко в своем вопросе к одному докладчику: «В Вашем тексте не было двух аспектов, Вы коснулись только структурной стороны и проигнорировали психологическую. А российский докладчик вчера говорил о двух». В этом интересном случае отразилось два момента: скорость, с которой американские коллеги усвоили наиболее важные аспекты российской теории музыки, и богатство отечественной традиции, неразрывное единство структурных и содержательных аспектов. Доклад автора данных строк был посвящен сравнению четырех систем аналитической нотации аккордов, на предмет их способности отразить линеарное единство музыкального произведения. При сравнении системы генералбаса, ступенной теории, римановской функциональной нотации аккордов и гибридной системы в концепции Игоря Владимировича Способина, несомненным оказывается преимущество последней в передаче движения и линеарного единства. Это, в некотором смысле возврат к старой дискуссии «теории функции против ступенной теории», но с введением нового для американцев элемента—двойной нотации по типу Sii, принятой в Бригадном учебнике.
Конечно, представить теорию музыки России в одном заседании не представляется возможным. Неимоверно усложняет ситуацию то, что приходится описывать концепции нескольких поколений отечественной теории XIX, XX и XXI веков. Наверное, более основательное описание возможно лишь в серии переводов и монографий на английском языке. Но, у докладов на конференции есть преимущество—живое, диалогическое общение, со всем богатством нюансов и интонаций. Контакт получился, мост был построен, шаг навстречу — сделан. В какой-то момент, слушая эмоциональные диалоги российских и американских коллег, на английском языке, который перестал быть препятствием, у автора этих строк возникло ощущение сужающихся кругов, сближения двух миров. Со стороны могло показаться, что пять теоретиков из России заехали к старым знакомым – повидаться и обсудить новости.
Хотелось бы, чтобы все это продолжало развиваться. Хотелось бы, чтобы секретарь СМТ Виктория Лонг подружилась с секретарем ОТМ Еленой Токун (это дело одного телефонного звонка). Хотелось бы, чтобы в курсовых работах студентов в Москве и в Санкт-Петербурге имена Каплина, Хепокоского, Ротштейна, Форта, Хаттена употреблялись так же часто, как имена Мазеля, Цуккермана и Холопова. А чтобы там, на другом континенте, студенты анализировали бы драматургию Первой баллады Шопена по Бобровскому, Мазелю и Холоповым, как в этом примере:
Письменная часть анализа драматургии Первой баллады Шопена Элизабет Кекейсен, студентки консерватории Пибади, Балтимор, США:
Хотелось бы, чтобы в учебниках гармонии в США, в одной из ранних глав была представлена теория тонально-гармонических функций, возможно, в версии Способина, а в российских учебниках была бы глава о графическом анализе Шенкера. Хотелось бы, чтобы каждый год на конференцию СМТ в США приезжали бы несколько ученых из России, а каждые два года, Россия бы принимала ответный визит западных коллег (что уже начало происходить). Хотелось бы, чтобы американские коллеги пересмотрели некоторые свои радикальные ревизионистские концепции и переняли опыт российской теории музыки; ведь эта теория—подлинно европейская, та, на которой до Второй мировой войны строилась и американская теория. Тогда все—и российские, и западно-европейские, и американские коллеги—смогли бы говорить на одном языке. Участие россиян в конференции СМТ обещает реализовать многие из этих пожеланий. Первый шаг навстречу—самый трудный, был сделан в Сент-Луисе. Другие, несомненно, будут легче.
Ильдар Дамирович Ханнанов
Профессор Теории Музыки
Консерватория Пибади, университет Джонз Хопкинс, США